by yeo

— Ain’t no sunshine when she’s gone, — надрывался Билл Визерс в 26-й раз подряд.

Нанасе протирал стаканы. Посетителей сегодня было немного, и они закрылись чуть раньше обычного. Йошинака наполнял окурками пепельницу. «I know, I know, I know», в отчаянии отбивал ритм Визерс.

— О чем поет? — спросил Нанасе, проверяя чистоту стекла на свет.
— Херово ему, — глухо сказал Йошинака.
— Женщина бросила?

Йошинака не ответил.

В другом конце бара Кунио выдернул дротики из мишени, отошел к противоположной стене и снова впечатал их в яблочко. Не спеша, методично, один за другим.

— Разменяй еще тысячу, — попросил Йошинака, скормив последнюю монетку музыкальному автомату.
— Нету больше, — улыбнулся Нанасе. — Правда, Йошинака. Больше нет.
— Врешь ты все.
— Правда. Больше нет.
— Да ну…
— Правда…

Кунио уже не слушал их. Ррраз. Дддва. Тттри.

»
— Ну и какого ж черта ты не пришел, а?!
— Послушай…
— Да пошел ты, Кунио.
— Послушай, я не смог, у меня…
— Их было 15, друг. 15 человек. У Канеды был нож, но он сбежал, там был этот, как его, из Хакутаки… к черту, не важно. Канеда сбежал, а у меня ноги дрожали, понял?! Ноги мать твою дрожали, но я стоял там и отвечал за всех.
— Слушай, я…
— Иди к черту, Кунио.
— Прости, Годай.
— Иди к черту…
»

Третий дротик чуть повело вверх, и он попал в утроение двадцатки.

— Круто, — уныло сказал идущий к выходу Йошинака. — Как всегда на высоте. Пока.
— Пока, — ответил Кунио, выдирая дартс из мишени.

В пустоте бара следующие три броска прозвучали как выстрелы. Короткие и сухие.

Напротив стойки висела картина Хирошиге «Зимний вечер в Японии». Кунио любил подолгу разглядывать ее.

Однажды вечером, где-то между седьмой и восьмой кружкой пива Йошинака сел рядом, смотрел минуты две на картину, а потом спросил бармена:
— Человек в синем — убийца, и старик почувствовал это. Через мгновение они кинутся друг на друга с мечами в руках. Как думаешь, Нанасе, кто останется лежать на этом свежем снегу?
— Ты смотришь слишком много дзидай-гэки, Йошинака, — улыбнулся бармен.

Кунио едва заметно усмехнулся, сделал долгий глоток джина и чуть сщурился, словно стараясь вспомнить что-то, или же наоборот, отгоняя всплывшие воспоминания и образы.

— Старику не победить, — ответил он за Нанасе чуть погодя.
— В битве при Сэкигахаре старик забрал много жизней в свое время, — продолжил фантазировать Йошинака. — Ты недооцениваешь его, плюс ко всему, их двое, видишь фигуру в желтом? Это лучший ученик старика, годом ранее он едва выжил в столкновении с четырьмя ямабуси, левая рука у него орудует не так ловко с тех пор, но это не важно, так как он правша и…
— Левша, — перебил его Кунио. — В том-то все и дело, что он левша, Йошинака, и потому старику не выжить.
— Кто левша, Кунио? Убийца в синем? Или ученик старика? Погоди, ты все напутал, слушай…
— Пойду прогуляюсь, — уже не слыша его, сказал Кунио. — Закроешь тогда без меня, Нанасе. Мне надо подышать воздухом.

В такую же точно ночь Годай сошел с поезда на случайной станции и направился в прилежащий городок, чтобы переждать пару дней и зализать раны. Правая рука истекала кровью, но это его не пугало, Годай был левшой, и любая палка, зажатая в левой руке, превращалась в смертельное оружие.

Сейчас же он достал этой рукой сигарету из смятой во внешнем кармане пиджака пачки, вставил ее в зубы и оглянулся в поисках огня, зажигалка сломалась еще у станции.

А как делают адвенчуры-то, а? ))

Не знаю как. Наплевать как.

Думаю над героями и атмосферой, разыгрываю разные сценки, пытаюсь понять, какого черта он торчит вообще в этом захолустном городке? Как так вышло, что приятель его по школе связался с якудза, и почему Нанасе не любит говорить о политике? Играет ли Йошинака на пианино или кидает монетки в музыкальный автомат? За что он плюнул профессору в лицо и за это ли был отчислен из Токийского?

Будет ли инвентори? В каком виде? Не знаю. Знаю лишь, что кружку пива можно будет швырнуть в стену. И довольно об этом.

Самое паршивое, когда объявляешь о разработке, расписываешь все, делаешь красивый пост или сообщение на форуме, нажимаешь кнопочку «опубликовать», смотришь в монитор и понимаешь, что самое последнее, что тебе хочется делать, — это разрабатывать игру.

Однажды я вел полноценный девлог. В старом блоге для igoru. Вести блог для конкретного человека было легко и просто. Я знал кому, знал что и как нужно описывать. Писать в пустоту сложнее. Назовите это графоманством, в конце концов. Мне не важно.

Итак.

Я все-таки возьмусь за разработку. Думаю, что это будет адвенчура. Не знаю пока точно. Я пытаюсь нащупать атмосферу, чтобы вдохновившись ей, приняться за непосредственную разработку.

Все, что я вижу пока, это бар из предыстории к первому битэмапу (диалог #1, диалог #2). Помимо описанных персонажей, я вижу запертый туалет. Вижу как Кунио напивается до потери пульса, как он ломится в закрытую дверь, как выдыхает на морозной улице, как закуривает сигарету, как падает в сугроб и замерзает насмерть. Вижу, как он возвращается в свою комнатку, одинокий номерок почти без мебели, как сидит за столом, как кипит чайник на плите, как он смотрит в окно, совершенно забыв про чайник.

Геймплея пока не вижу совсем ) Точнее, интересного геймплея. Но в этот раз это будет настоящая игра «пошли вы все нахер», то есть «инди». Как будет вестись блог на эту тему — не знаю. Да и в целом, идите вы все к чертовой матери )) В том плане, что что это за оправдания постоянные. Не нравится — не читайте.

Кстати, какие-то посты с гамина я ведь так и не перенес сюда. Надо будет заняться на досуге.

По графике.

Nes, Nekketsu. Бэки не знаю откуда пока. Да оттуда же скорее всего. Посмотрим.

Пока все (сейчас, надо будет только еще картиночку добавить в начало поста, чтобы было повеселее).

Бар. За стойкой Нанасе, Йошинака за пианино. Кунио играет в дартс. Единственный посетитель старик Хитори. Хитори игрок, он делает ставки на заезды велосипедистов.

Бармен: — Как прошли сегодняшние заезды, Хитори-сан?
Хитори (фыркает): — Сил больше нет смотреть на этих болванов. Это мировой заговор велосипедистов, точно тебе говорю. Стоит мне поставить на фаворита, как он тутже приходит последним или сходит с дистанции. Налейка еще саке, Нанасе.
Бармен: — Как всегда в кредит, Хитори-сан?
Хитори: — Должно же мне когда-то повезти.

Йошинака: — Даже, если ты продашь обе почки, старик, тебе не покрыть весь счет.
Бармен: — Йошинака!
Хитори: — Когда тебе проломят голову за твой язык, я с удовольствием выпью на твоей могиле.
Йошинака: — Размечтался.
Кунио смеется.
Хитори: — Кунио-кун. Подойди на минутку, у меня есть к тебе дело.
Йошинака: — Кунио не занимается скупкой органов, старик.
Хитори: — Помолчи. Кунио-кун, окажи любезность.

Кунио подходит к стойке и садится рядом с Хитори.

Кунио: — За мой счет, Нанасе.
Нанасе ставит две бутылочки саке.
Хитори (радостно вскрякивает): — Твое поколение еще выросло на старых традициях, Кунио-кун. Уважение к старшим, вот что лежит в основе вселенской гармонии. Твое здоровье.
Кунио (улыбается): — О чем вы хотели поговорить, Хитори-сан?
Хитори: — Когда я был на стадионе сегодня, ко мне подошел один тип. По виду якудза, а может косит под них. У меня глаз уже не тот, что был раньше. Этот тип интересовался, не знаком ли я с Кунио из Неккетсу. Я сказал, что никогда не слышал о таком. Тогда тип просил передать тебе привет, если я все же тебя увижу.
Кунио: — Вы не запомнили, как он выглядел, Хитори-сан?
Хитори: — Упитанный такой. Почти толстый, если уж говорить без прикрас. Взгляд нервный, глаза бегают туда-сюда. Тип не приятный, что уж там.
Кунио: — Спасибо, Хитори-сан.
Хитори: — Твой знакомый?
Кунио: — Вроде того.
Хитори: — Передать ему что-нибудь, если я его увижу?
Кунио: — Не стоит. Извините за беспокойство, Хитори-сан.
Хитори: — Ничего, ничего. Послушай, Кунио. Не угостишь ли ты старика еще одной бутолочкой? Саке оказывает на меня благоприятное воздействие сегодня.
Кунио: — Конечно.

Бар. За стойкой бармен вытирает стаканы. Кунио сидит на табурете. В углу пианист играет легкий джаз.

Бармен: — Кунио-сан, когда вы вернетесь?
Кунио: — Я работаю на тебя который год, Нанасе, а ты до сих пор зовешь меня сан. Смешно.
Бармен: — По-другому, не получается, Кунио-сан. Особенно после того, что вы для меня сделали.
Кунио: — Как знаешь. Думаю, мне хватит недели.
Бармен: — Едете повидаться со старым другом?
Кунио: — Так и есть. Сомневаюсь, правда, что он будет рад меня видеть.
Пианист: — Не удивительно.
Бармен: — Йошинака!
Кунио: — Оставь его. Эй, Йошинака, сменил бы мелодию.
Пианист: — Меня и эта устраивает.
Бармен: — Молодой совсем. Не знает как себя вести.
Кунио: — Это проходит. Ладно, пора мне.
Пианист: — Кунио, в Токио вчера снег пошел. Одевайся потеплее.
Кунио: — Неужели зима уже?
Пианист: — Во дает. Ты что, во сне что ли живешь?
Кунио: — Почти.

Кунио уходит.

Пианист: — Нанасе-сан, что-то он чудной какой-то последнее время.
Бармен: — Ты бы своими делами занимался, лезешь куда не следует. В былые времена уже лежал бы рядом с мусором на заднем дворе.
Пианист: — Это бы мы еще посмотрели.
Бармен (смеется): — Совсем молодой еще.
Пианист: — Нанасе-сан, никак в толк не возьму, зачем вы его держите. У нас городок спокойный, вышибала в баре как декорация, только деньги на него переводить.
Бармен: — Тебе не понять, Йошинака.
Пианист: — Куда уж мне.

Бармен подходит к окну. Смотрит на падающий снег.

Бармен: — Вот и до нас зима добралась.
Пианист: — Ведь он не вернется. Так, Нанасе-сан?
Бармен (улыбается): — Сменил бы ты мелодию, Йошинака.