— Ain’t no sunshine when she’s gone, — надрывался Билл Визерс
Нанасе протирал стаканы. Посетителей сегодня было немного, и они закрылись чуть раньше обычного. Йошинака наполнял окурками пепельницу. «I know, I know, I know», в отчаянии отбивал ритм Визерс.
— О чем поет? — спросил Нанасе, проверяя чистоту стекла на свет.
— Херово ему, — глухо сказал Йошинака.
— Женщина бросила?
Йошинака не ответил.
В другом конце бара Кунио выдернул дротики из мишени, отошел к противоположной стене и снова впечатал их в яблочко. Не спеша, методично, один за другим.
— Разменяй еще тысячу, — попросил Йошинака, скормив последнюю монетку музыкальному автомату.
— Нету больше, — улыбнулся Нанасе. — Правда, Йошинака. Больше нет.
— Врешь ты все.
— Правда. Больше нет.
— Да ну…
— Правда…
Кунио уже не слушал их. Ррраз. Дддва. Тттри.
»
— Ну и какого ж черта ты не пришел, а?!
— Послушай…
— Да пошел ты, Кунио.
— Послушай, я не смог, у меня…
— Их было 15, друг. 15 человек. У Канеды был нож, но он сбежал, там был этот, как его, из Хакутаки… к черту, не важно. Канеда сбежал, а у меня ноги дрожали, понял?! Ноги мать твою дрожали, но я стоял там и отвечал за всех.
— Слушай, я…
— Иди к черту, Кунио.
— Прости, Годай.
— Иди к черту…
»
Третий дротик чуть повело вверх, и он попал в утроение двадцатки.
— Круто, — уныло сказал идущий к выходу Йошинака. — Как всегда на высоте. Пока.
— Пока, — ответил Кунио, выдирая дартс из мишени.
В пустоте бара следующие три броска прозвучали как выстрелы. Короткие и сухие.