Ван Гог совсем обезумел. Говорит сам с собой, бормочет что-то, в глазах слезы, головой мотает, заламывает ее кверху, словно ярмо хочет сбросить, словно связан по рукам и ногам. И я хочу помочь ему, хочу излечить его как-то, не знаю, высосать яд у него из сердца что ли, обнять его крепко-крепко, сжать изо всех сил, сказать «дорогой ты мой, родной, ну что ты, что ты? что мучает-то тебя? что ж ты измаялся-то так, измаялся совсем, дорогой ты мой, ну что ты, что же ты…»
А вдалеке облачка плывут. «Ты смотри на них и представляй» «что представлять, мам?» «ну вот видишь, это как будто собачка, а то на крокодила похоже, правда?» гляжу, напрягаюсь изо всех сил, чтобы увидеть эту собачку, крокодила этого, чтобы стать ближе с ней, чтобы не отдалиться от нее своим невидением, «видишь?» но врать не приучен, это хуже еще и молчу «видишь собачку?» и начинаю плакать.